La Trapera.
Меня страшно тащит по творчеству Робин Хобб, просто оторваться не могу. И ничего удивительного, что во всем, что слушаю, читаю, смотрю - я замечаю отблески ее персонажей.
И это стихотворение - просто олицетворение для меня всего того, что творилось в Баккипских камерах и того, что следовало далее. Строчка за строчкой - абсолютно все напоминает Фитца, Ночого Волка, Фитцаночноговолка и Регала.
И это стихотворение - просто олицетворение для меня всего того, что творилось в Баккипских камерах и того, что следовало далее. Строчка за строчкой - абсолютно все напоминает Фитца, Ночого Волка, Фитцаночноговолка и Регала.
Враги теребят, тянут за душу и настаивают:
«Мы тебя, сукин сын, мол, не просто в живых-то оставили.
Расскажи поподробней из дерева ты? Из стали?»
А я, стиснув зубы, молчу, что из волчьей стаи.
А эти чумных и чумазых ко мне приставили.
А ты все в сторонке стоишь, да изысканно скалишься.
Когда-нибудь в этом, клянусь я, ты сильно раскаешься.
И в смертных грехах ты меня, сукин сын, упрекаешь все,
А сам-то, паскуда, из плоти и крови Каина.
И кровь с молоком по червленым губам все стекает.
Я пытаюсь дышать, только клетка наполнена мухами.
А они все твердят, мол, чего там, сученыш, все нюхаешь?
И я им рычу, что они изнутри-то протухли все.
Да филин на ветке и тот участливо ухает.
А я получаю под ребра ногами, да в ухо.
Ты родился в рубашке, я в шкуре звериной, латаной.
От зубов белоснежных не скрыться под хрупкими латами.
От точеных когтей никогда не откупишься златами.
Я вгрызаюсь в пульсацию горла желанного, сладкого
Я твой брат по безумию, скрытому за повадками.
Я ведь сам, ты почуял, из плоти и крови Каина.
И кровь с молоком по червленым губам все стекает.
«Мы тебя, сукин сын, мол, не просто в живых-то оставили.
Расскажи поподробней из дерева ты? Из стали?»
А я, стиснув зубы, молчу, что из волчьей стаи.
А эти чумных и чумазых ко мне приставили.
А ты все в сторонке стоишь, да изысканно скалишься.
Когда-нибудь в этом, клянусь я, ты сильно раскаешься.
И в смертных грехах ты меня, сукин сын, упрекаешь все,
А сам-то, паскуда, из плоти и крови Каина.
И кровь с молоком по червленым губам все стекает.
Я пытаюсь дышать, только клетка наполнена мухами.
А они все твердят, мол, чего там, сученыш, все нюхаешь?
И я им рычу, что они изнутри-то протухли все.
Да филин на ветке и тот участливо ухает.
А я получаю под ребра ногами, да в ухо.
Ты родился в рубашке, я в шкуре звериной, латаной.
От зубов белоснежных не скрыться под хрупкими латами.
От точеных когтей никогда не откупишься златами.
Я вгрызаюсь в пульсацию горла желанного, сладкого
Я твой брат по безумию, скрытому за повадками.
Я ведь сам, ты почуял, из плоти и крови Каина.
И кровь с молоком по червленым губам все стекает.